Яков Миркин: Рубль в России сильно переоценен, и это мешает экономическому росту. Запреты и наказания

Доктор экономических наук, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин о том, зачем нам слабый рубль, что делать с уникальной бедностью и к чему приведет «рабская» экономика, - в интервью Инне Лунёвой.

Смотрите телеформат «Частное мнение» .

Текстовая версия

Инна Лунева: Всех приветствую! Я Инна Лунева. В гостях у «Частного мнения» Яков Миркин, доктор экономических наук, заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН. Яков Моисеевич, рада вас видеть!

Яков Миркин : Добрый день!

– Очень многие эксперты говорят о существующей экономической ситуации с чувством безысходности, раздражением и негодованием. А вы говорите об экономике с любовью, о россиянах с заботой. Где вы черпаете вдохновение?

– Наверное, в самой экономике, в самой жизни. У нас очень высокие риски, высока неопределенность. Мы при внешней стабильности сегодня хорошо знаем, что вдруг – бух! – может произойти все что угодно! Поэтому наша жизнь, наша экономика, наши финансы, наши доходы, наше имущество – это все очень большое приключение!

– «Рубль переоценен, слишком тяжел», говорите вы. Глава Минэкономразвития Максим Орешкин считает, что курс рубля крепче фундаментальных значений, которые соответствуют платежному балансу. А для экономики какой курс хорош сейчас? О чем мечтают экономисты, о каком рубле?

– Для нас было бы лучше всего то, что я называю «умеренно ослабленный рубль». На самом деле мы не единственные, не нами придумано. Масса экономик делали чудо или выходили из кризиса на основе такой умеренно слабой национальной валюты. Это очень сильный стимул. У нас она тоже хорошо сработала – например, в аграрном секторе. Очень помогла сырьевым отраслям, когда резко упала цена на нефть.

– Аграрии сейчас переживают из-за крепкого рубля.

– Да, совершенно верно. То есть экспортерам во время кризиса именно слабый рубль очень серьезно помог. Мы все равно такую валюту, такой рубль не минуем.

– О каких значениях идет речь, что значит «умеренно ослабленный рубль»?

– Рубль, который, как сказал господин Орешкин, отвечает более-менее фундаментальным значениям, это где-то 65–66,67. Умеренно слабый рубль, который стимулировал бы экономику, это где-то 69–70,71. Вот такие значения. Тем более они для нас важны потому, что мы их уже прошли. И цены в свое время уже адаптировались к этим значениям.

– А что реалии подсказывают? Цитируя вас: «На финансовых рынках начинается весенний ледоход»? Ближайшим ориентиром по курсу доллара может стать какой уровень?

– Я бы сказал так, что изменение значений курса, значимое, может произойти завтра, может произойти через три месяца. Возможно, через год. Но мы находимся в тренде. Какой тренд? Как раз мы в прошлом году издали книгу. Мы взяли на себя смелость попытаться не угадать, а спрогнозировать до 25-го года – исходя из чего? Из так называемых длинных волн в курсе доллара к евро, прежде всего к мировым резервным валютам. И в ценах на сырье, которые во многом стали финансовыми. И мы сейчас находимся в тренде. Вот этот тренд очень простой. Где-то до 2018–2019 годов это крепкий доллар. И территория низких цен на сырье. И этот тренд, конечно же, давит на рубль. Прежде всего – в сторону ослабления. Плюс мы в тренде наших собственных проблем. Поскольку экономика «болотная», на самом деле. В ней по-прежнему очень низкая норма инвестиций, по-прежнему инвестиционный кризис и кризис реальных доходов населения. Мы видим, что продолжает падать розничный товарооборот. И это экономика, которая, повторюсь, полностью зависит от внешних факторов, где все «гуляет». Вот только что цена на нефть упала на 10%...

– Но при этом рубль чуть-чуть укрепился. Позвольте вас процитировать, поскольку вы заговорили о трендах. «То маслицем намазать, то под зад коленкой. Время, как ни штопай, следует полосами. Это циклы и тренды». Мы, когда с вами в 2015 году встречались, говорили о том, что нужно подождать до 2019 года. Но вы говорите, что этот тренд – рубль на ослабление. Пока он укреплялся. Это то, чего никто не ожидал и не предсказывал?

– Это странное явление, наверное, временное. Потому что те значения рубля, которые были бы «правильными» для экономики, в том состоянии, в котором она находится, и с точки зрения воздействия внешний сил – это вот где-то за 66–67, 68 и туда, в 70–71. Во-первых, нам неизвестна валютная политика ЦБ, у которого очень много инструментов для того, чтобы влиять на состояние рынка. В том числе в те мгновения, когда нам кажется, что рубль неизбежно должен падать. Второе – есть такая замечательная вещь, как кэрри-трейд. Мы давно подозреваем, и рыночные игроки в этом убеждены, что идет сильнейший поток денег, прежде всего нерезидентов, не только нерезидентов, которые создают искусственный спрос на рубль и тащат его в сторону укрепления. Поскольку любовь кэрри-трейдеров к зарабатыванию при такой разнице в процентных ставках и курсе рубля, который никак не собирается ослабевать. Это вызывает огромное желание зарабатывать. И всегда, как веревочке ни виться…

– …конец когда-то будет.

– Это стандартный механизм запуска будущих неприятностей.

– Если говорить о неприятностях, сейчас наша главная беда – это снижение реальных доходов россиян. И вот даже вице-премьер Ольга Голодец рассказала, что у нас появилась уникальная бедность – бедность работающих россиян. А что с этим делать?

– Против этого есть только один рецепт. Он очень простой. Расти! Нужно стимулировать рост, инвестиции, нормализовать: кредит, процент, налоги, которые слишком тяжелы. Выдавать очень сильные налоговые льготы. Плюс подавлять немонетарную инфляцию. То есть ограничивать тарифы и цены, регулируемые государством. Резко снижать административные издержки. Потому что они растут по экспоненте. По-прежнему растут. Но, может быть, самое главное – держать в голове, в центре экономической политики две простые вещи: качество и продолжительность жизни.

– Я и начала с этого. Самое главное – это люди. Вы написали пять сценариев экономической судьбы России. И меня просто поразило, что главным, лучшим экономическим показателем является продолжительность жизни, которая у нас сейчас увеличилась до 71 года.

– Уже почти 72.

– И мы в сотне. Сотое место в мире.

– Мы сотые.

– Как стать девяностыми, пятидесятыми?

– Во-первых, это другая экономическая и финансовая политика. Это прежде всего экономика надежды и это экономическая и финансовая политика, в центре которой стоит человек создающий, строящий, творческий. Который желает жить у себя дома. Это совершенно отличается от того, каким власти видят этого человека или этот бизнес сейчас. Потому что стандартно это человек, обходящий законы, человек, который немедленно бежит менять рубли на валюту, человек, вывозящий капитал и т. д. Это человек, которого нужно ставить на место. Нужно создавать ему огромное количество правил, управлять, помещать в жесткие технологии. Человек, которого нужно наказывать. Поэтому правильная политика, экономическая и финансовая политика, если думать «о кнуте и прянике», – это политика как раз больше пряника для тех, кто собирается просто быть, жить с удовольствием, работать, создавать. И гораздо меньше – кнута, потому что из-под кнута современную экономику, динамичную, любого технологического передела не построить никогда.

– А было ли вообще в нашей стране – если можно, коротко, я понимаю, что это может быть долгий экскурс, – когда конкретный человек был важен?

– На самом деле это центральный пункт. Потому что сколько угодно можно рассуждать о власти, о политических структурах, об экономических и финансовых механизмах, но важно, что у тебя в голове, в конечном счете. Если у тебя ты сам со своей властью или тонны, баррели, мегаватты – это наверняка искаженная и, по сути, рабская экономика. Если у тебя в голове человек действующий, средний класс, малый и средний бизнес, которого должно быть 50–60%, как в развитых экономиках, а у нас 20–25%... Если у тебя в голове забота об огромном количестве семей, которых не кормить нужно, они сами себя прокормят. О семьях, которые строят себя на несколько поколений. С их имуществом, с их недвижимостью, с их доходами, с их накоплениями. Это просто другая политика, в которой давно бы не было ни безумного процента, ни, по сути дела, монопродуктовой экономики. Потому что на сырье работает 5–10 миллионов человек. Остальные люди просто не нужны, кроме охраны и регулирования, получается. Это была бы совершенно другая экономика. Потому что 146 миллионов людей заслуживают совершенно другой, универсальной экономики. Проблема в наших головах – что является ключевой идеей, какой человек стоит во главе экономики, как цель, как основа, как фундамент.

– Как вам кажется, ключевая ставка в этом году насколько может снизиться?

– Я примерно понимаю, насколько она должна снизиться.

– Насколько?

Я думаю, правильно было бы ожидать уровень ключевой ставки, может быть, 5,5–6%.

– Это точно не в этом году.

– Но ЦБ попал в своеобразную ловушку. Поскольку мы подозреваем, что есть сильнейший поток кэрри-трейд и рубль держится именно на этих операциях. Как известно, кэрри-трейд основан на том, что существует разрыв между высокими процентными ставками и стабильным курсом национальной валюты. Поэтому резкие движения при понижении ключевой ставки могут быть сигналом для тех, кто занимается этими таинственными операциями кэрри-трейд, для того чтобы произошла так называемая остановка капитала. Если, может быть, весной ЦБ мог бы снизить сразу на 1,5–2 процентных пункта и т. д., то сейчас, наверное, это будет происходить в час по чайной ложке.

– Дабы не подорвать существующую стабильность.

– Может быть, да. Может быть, мы можем увидеть 9,75. Потом, с трудом, через полгода – 9,5% и т. д. Это вообще решение, которое, чувствуется, как заржавленная калитка, с огромным скрипом принимается в ЦБ. Потому что есть огромный страх финансовой дестабилизации.

– Яков Моисеевич, я безумно благодарна вам за ваши книги, которые вы мне подарили. Но я знаю, что вы недавно закончили еще одну книгу писать. Она тоже об экономике? Как она называется, когда выйдет?

– Она уже не совсем об экономике. Потому что перед вами лежат две академические книги примерно в таких «серых мундирах». А эта книга нон-фикшн. Кризис реальности, головоломка, и даже книга-перевертыш, ломка голов. Эта книга основана на моем проекте в «Фейсбуке», когда я каждый день помещаю небольшое эссе и у нас завязывается разговор. А та книга, о которой вы у меня спросили, ее зовут «Открытая дверь». Там уже совсем мало экономики. Потому что я в какой-то момент начал понимать, что мне мало рассуждать о финансах, финансовых рынках. Потому что то, что с ними происходит, основано на модели экономики. Потом я понял в какой-то момент, что мне недостаточно говорить о макроэкономике. Я должен говорить о международной экономике. Потому что то, что происходит с российской экономикой, это вот вовне. Потом дальше я вдруг понял, что бессмысленно, бесполезно говорить об экономической, финансовой политике, потому что в основе всего лежит то, что называется моделью коллективного поведения. Это мы сами. Это значит, что можно обратиться к нам же книгой и попытаться объяснить, как мы устроены. И есть у меня мечта. Повторяю за Мартином Лютером Кингом, что то, во что мы пытались войти в детстве – бороться, искать, найти и не сдаваться (мы все это помним в «Двух капитанах». В. Каверина), – что это, действительно, войдет в плоть и кровь, экономическую кровь каждой семьи. И эта семья не будет рабской!

– Благодарю вас, Яков Моисеевич. Я тоже за такие мечты. Спасибо вам большое! Это было «Частное мнение» Якова Миркина. Я желаю вам любви и финансового благополучия. Увидимся!

Яков Миркин, профессор, доктор экономических наук, известный экономист, автор книг и учебников, по которым учился финансовый рынок. Его книги «Финансовый конструктивизм» (2015) и «Головоломки. Кризис реальности» (2016) - для каждого. Колумнист «Российской газеты», Slon.ru и множества других изданий. Председатель совета директоров ОАО «ИК «ЕВРОФИНАНСЫ», завотделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН. С 2016 г. - председатель экспертного совета политической «Партии Роста».

Яков Моисеевич, сейчас в Приморье реализуются такие проекты, как территории опережающего развития (ТОР) и свободный порт Владивосток (СПВ). Ответственной экономической политикой в наши дни никого не удивишь, и у инвестора есть широкий выбор. А зачем ему идти в Приморье с его небольшим опытом, когда капитал вольготно чувствует себя в других подобных зонах?

Что касается Приморья, то всем понятно, что это «лакомый кусок» для прямых иностранных инвестиций по многим позициям. Все-таки здесь идет сосредоточение портов, природных ресурсов, транспортных коммуникаций. А окружение странами, которые быстро развиваются, открывает окно для широких возможностей. Кстати, еще в 60-х годах прошлого века Сеул был ничем даже по сравнению с Владивостоком, а половина бюджета Южной Кореи формировалась за счет американской финансовой помощи. Сегодня Корея стала девятой страной в мире по продолжительности жизни (82 года) с ВВП на душу населения в три раза больше, чем в России. Это действительно чудо. Чудо человеческое, чудо экономическое, в котором никак не разобраться. Люди, море и связи - то, что было у Южной Кореи, и почти ноль природных ресурсов. Но за счет человеческих ресурсов и доступа к морю были созданы высокоразвитые индустриальные каналы.

Если ты хочешь чего-то нового, каких-то экспериментов, то Дальний Восток - отличное место для перемен. Но только в экономике, в которой вся политика подчинена росту, развитию. Когда переносишься из Владивостока в Сеул, из Сеула в Токио, затем вновь возвращаешься во Владивосток, то очень хорошо виден дефицит инвестиций, который существует в Приморье. И базовая причина этого, на мой взгляд, наша политика на уровне «макро». Это политика не роста экономики, а, наоборот, дележки сокращающегося пирога. Самое лучшее, что можно сделать, чтобы жизнь в России стала устойчивее и умнее, чтобы нас не бросало в самые дикие идеологические и властные повороты, - это сделать все, чтобы в каждой семье появилась собственность - дома, земля, финансовые активы, бизнес любого размера. Больше собственности у среднего класса - жизнь безопаснее, быстрее, лучше и даже, страшно сказать, инновационнее. В экономике России в месяц производится 200–250 штук металлорежущих станков, в год - 1 пиджак на 60 мужчин, а зависимость от импорта в станках, в инструменте, в электронике достигает космических высот - в 85–95%. Это экономика, в которой четверть века не могут справиться с двузначной инфляцией и таким же процентом.

Тем временем Япония, Южная Корея, Китай, Сингапур, Малайзия показали, как сделать экономическое чудо. Да, нам часто говорят, что мы другие, у нас другая «модель поведения». Странно об этом слышать на Дальнем Востоке, потому что именно сюда когда-то приходили авантюристы и переселенцы, те, кто искал новую жизнь. Этот дух авантюризма в правильном смысле, любви к переменам до сих пор сохраняется, и надо это использовать.

Латиноамериканская экономика

Вам не кажется, что этот дух сыграл злую шутку с регионом?! Не зря ведь Приморский край так часто отождествляют с коррупцией, криминалом.

Любое взрывное развитие всегда может быть связано с криминализацией. Вспомните Дикий Запад США, где так много чего решалось оружием. Но потом модель коллективного поведения людей цивилизовалась: криминалитет ушел, когда начался рост доходов, имущества, благополучия. Пришли безопасность и стабильность.

Статистика говорит о том, что Приморский край выглядит лучше многих областей центральной части России (если не брать в расчет Москву и Московскую область). А два последних кризисных года его экономика ведет себя намного лучше других. По статистике, рост физического объема промышленного производства от первого квартала 2014 г. до первого квартала 2016 г. составил чуть более 20%. Второй, и очень важный индикатор, - это розничная торговля. Практически повсеместно в этом сегменте произошел провал на 20–25%, в Приморье же снижение очень небольшое, на 1,2% за два года. Еще раз - по официальной статистике. Внешне край оказался более устойчив к кризису, и, возможно, какую-то роль здесь сыграла федеральная политика в части реализации ТОР и СПВ.

Проблема в том, что трудно построить «социализм» в отдельно взятом регионе. Я уверен, что те, кто реально занимается ТОР, СПВ видят множество проблем, и прежде всего регулятивных, которые могут ограничивать доступ к инвестициям. С этой точки зрения благоприятные режимы еще не делают из иностранного инвестора фигуру, которая стоит наготове.

- То есть ТОР и СПВ не привлекают иностранных инвесторов?

Они - необходимое, но не достаточное условие. Настоящие иностранные инвестиции, не спекулятивные, приходят тогда, когда растет вся внутренняя экономика, не обрывками. Когда атмосфера скорее замкнутая, сжатая, с точечными проектами, иностранные инвесторы будут делать единичные вещи, стараясь пока удерживать контакты и ожидая изменений в режимах санкций и времени, когда вся внутренняя экономика начнет разогреваться. Плюсы Приморья, да и всего Дальнего Востока в том, что сюда идут большие бюджетные вливания. И это само по себе не может не вызывать отклика тех, кто «за кордоном».

- Не является ли это рукотворным развитием?

В любых экономиках всегда есть место рукотворности. Это ведь миф, что только невидимые рыночные силы приводят экономику в движение. В последние 200 лет доля финансовых ресурсов, которые государство концентрирует в своих руках, растет. Это относится к США, Европе, Азии. Это означает, что в течение 200 лет государства принимают на себя все больше обязательств, в том числе социальных. В наименьшей степени объем вмешательства государства в экономику наблюдается в англосаксонской модели (США, Великобритания, Австралия, Канада, Новая Зеландия). Дальше по нарастанию - Европейский союз (континентальная модель, шведская модель) и страны экономического чуда в Азии. Мы очень похожи экономически на страны Латинской Америки. У них сложная судьба. Глобальные инвестор давно нас сравнивают с Бразилией, и сейчас мы смещаемся к большой Колумбии. Потому что в России типично латиноамериканская экономика со всеми ее вертикалями и конфликтами.

- К какому типу экономики можно отнести экономику Приморского края?

Это можно понять простыми измерениями. Например, в 2014 г. валовой региональный продукт на душу населения Сахалинской области составлял $42,2 тыс. (примерно то же самое - Кувейт, Новая Зеландия, Объединенные Арабские Эмираты), Тюменской области - $37,9 тыс. (Япония, Израиль), Москвы - $27,5 тыс. (Южная Корея, Кипр, Бахрейн), Хабаровского края - $10,7 тыс. (Габон, Ливан, Малайзия), Приморского края - $8,7 тыс. (Туркменистан, Венесуэла), Калужской области - $8,4 тыс. (Беларусь, Азербайджан), Еврейской автономной области - $6,4 тыс. (Эквадор, Доминиканская Республика) и т. д. Так что вы всегда можете определить, ничего не путая, в какой стране-побратиме довелось жить, физически пребывая телом - и, конечно, душой - совсем в других краях, от Балтики до Тихого океана.

Запреты и наказания

Девальвация поможет привлечь иностранных инвесторов, для которых издержки в России внезапно стали намного ниже? Кстати, они действительно ниже?

Издержки в валютном измерении действительно стали ниже. Внутренняя инфляция отстала от девальвации рубля. Это крупный фактор, который затягивает иностранные инвестиции. Проблема в том, что параллельно действуют другие факторы, тормозящие процесс: сверхтяжелая налоговая нагрузка, высокие кредиты, избыточное регулирование. Только вдумайтесь: с момента первого издания Уголовного кодекса его объем вырос в 2,1 раза, Кодекса об административных правонарушениях - в 2,7 раза, нормативные акты растут по экспоненте. Вряд ли кому-то будет нравиться модель экономики «наказаний и запретов». Соединение сверхвысоких рисков, налогового бремени и регулятивных издержек привели к невиданной в мире офшорной экономике, в которой 70–80% иностранных инвестиций идут через офшоры. Хотя мы и не любим это признавать, но и санкции закрывают многим дверь.

Санкционный режим вызвал к жизни большую генерацию предпринимателей, пытающихся производить собственные продукты, в частности фермерские. Есть ли в этом шанс?

Российский бизнес четверть века страдал от того, что заказы попадали нерезидентам даже тогда, когда их мог бы выполнить отечественный производитель с надлежащим качеством. Приоритет отдавался иностранному как заведомо лучшему. Переоцененный рубль помогал импорту, выталкивал с рынка то, что производилось дома. Сейчас ситуация изменилась. Что, конечно, отлично. Но мы понимаем, что происходит данный сдвиг не потому, что государство десятилетиями выстраивало внятную политику преференций (может быть, кроме таможни), а в результате ломки, шока. Но какой бы ни была вспышка в развитии аграрного сектора или фармацевтики, нужно понимать, что мы все равно не сможем обойтись без иностранных инвестиций, технологий. Тем более норма инвестиций упала с 23,1% ВВП в 2011 г. (это очень мало) до 18,4% в 2015 г. И это обещает сумрачную, осеннюю погоду впереди, отсутствие внятного роста, когда поскользнуться и упасть - никаких проблем.

«Черный ящик» курса рубля

- Почему мы никак не можем победить инфляцию?

Ответ не является простым. В течение 20 лет Банк России боролся с инфляцией, как будто она складывается под действием рыночных сил. Хотя все это время мотором инфляции было повышение цен и тарифов, регулируемых государством. Такая инфляция называется немонетарной, и правильный ответ - ее подавление государством. Попросту говоря, как в 2012–2013 гг., «замораживание» цен и тарифов, на которые влияет государство, и на этой основе - снижение инфляции, как это произошло в это время.

Еще один фактор инфляции - монополии, олигополии, которыми пронизана российская экономика. Какой ответ? Сильное антимонопольное регулирование, борьба со сверхконцентрациями в собственности, с доминированием в производстве и на рынке, поощрение создания действительно рыночной среды.

И наконец, движущим фактором инфляции являлись девальвации рубля, вызывающие ценовые взрывы. Значит, ответ - разумная валютная политика, которая не удерживает рубль искусственно сильным. Тогда мы не увидим таких резких, берущих всех за горло скачков курса рубля, как это было в 1998, 2008–2009, 2014–2015 гг.

Но самое главное - инфляция лечится ростом экономики, развитием финансовой системы, нормализацией процента, доступностью кредитов. Тем, что пока не происходит.

Разве со снижением курса рубля страна не обрела, наконец, свободно конвертируемую валюту, которая определяется не желанием властей, а рынком?

Режим свободного плавания рубля объявлен, но курсообразование, видимо, испытывает вмешательство. Иногда видно, что курс, который спекулянты тесно связали с нефтяными ценами, вдруг перестает реагировать на их динамику. Или в моменты валютных шоков движение рубля начинает подчиняться административным окрикам высших должностных лиц государства. Валютный рынок - это пространство крупнейших финансовых институтов и нерезидентов, и он играет по своим правилам. Иногда думаешь, что это - черный ящик, и никто публично не знает, что происходит там в минуты роковые, во время жестоких падений рубля. Существуют десятки инструментов воздействия на валютный курс, Банк России принял политику дедолларизации экономики, и все вместе - это не вполне свободное плавание. Да оно и не может быть таким, потому что иначе курс рубля - как груз, сорвавшийся с креплений на судне, грозящий его полностью дестабилизировать, потому что российская экономика слишком сильно зависит от внешних факторов.

В декабре прошлого года вы прогнозировали курс рубля в 75–90 рублей за доллар к концу 2016 г. Еще не изменили мнения?

Не изменил. Дело в том, что рубль сильно зависит от цен на нефть. Механика до смешного проста. Сырье с начала «нулевых» стало финансовым товаром. То, что мы видим на биржевом табло, - это цены биржевых деривативов на нефть, металлы, зерно в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне и т. п. Это рынки банков, фондов, финансовых инвесторов и спекулянтов. Цены на газ зависят от нефти. На такие активы очень сильно влияет курс доллара в ключевой паре с евро как мировой резервной валютой. В долларе номинированы 55–60% глобальных финансовых активов (и в евро - 20–25%). Именно в долларе формируются мировые цены на сырье. Львиная доля расчетов за нефть, газ, металлы - тоже в долларах. На финансовых рынках инвесторы свободно из нефти уходят в доллар, потом в акции, затем в медь, а потом «прыгают» в облигации и снова в доллар.

Но доллар - главный в этом клубке. Когда он слабеет к евро, цены на сырье прыгают вверх. Чтобы понять это, вспомним то, что нам хорошо знакомо в России. Когда рубль слабеет к доллару, цены на товары в рублях начинают немедленно расти. Так и здесь, механика похожа. В «нулевые» доллар непрерывно слабел к евро. И это было золотым временем для России. Цены на сырье подскочили в разы, нас затапливало деньгами. Мы все сидели у сырьевого крана, росли реальные доходы. Но когда доллар, наоборот, становится сильнее евро, это очень жестко давит вниз на цены на нефть, газ, металлы и зерно. В «десятых» именно эта тенденция преобладает. С весны 2011 г. до нынешнего времени доллар укрепился к евро почти на 40%. Для глобальных финансов это тектонические движения. И поэтому все сырье пока находится на «территории низких цен»! В этой связи курс рубля будет зависеть от курса доллара к евро, нефтяных котировок, цен на газ, металлы, продовольствие.

Разворот большого механизма

Из-за санкций каналы дешевых кредитов на Западе для наших банков были несколько перекрыты. Способна ли российская банковская система самостоятельно генерировать длинные деньги?

Может, механизмы для этого существуют. Мы («Столыпинский клуб». - Прим. «К») предлагаем целевые каналы генерации дешевых денег, связанных с реальным сектором. Базовая идея - ответить на кризис не умеренно жесткой, а умеренно мягкой денежной политикой, связанной целевыми механизмами кредитования в рост производства в регионах, среднего и малого предпринимательства и т. п. При подавлении (нормализации) процента и немонетарной инфляции, умеренно ослабленном валютном курсе, сокращении налогового бремени, ударном налоговом стимулировании роста и, что очень важно, при резком снижении регулятивных издержек. То самое системное лечение, создающее иную коллективную модель поведения бизнеса: снижение рисков, более длинные горизонты вместо немедленной отправки рублей на валютный рынок и вывоза.

Конечно, все это надо делать очень осторожно. Вся целевая эмиссия - кредитная, под рост производства, под проекты, под портфели ипотек и т. п. Все - через возвратное рефинансирование коммерческих банков со стороны Банка России. Двойной механизм контроля. Но самое главное не в этом. Умеренно мягкая денежная политика - только кусок мозаики, и может существовать, только если будет делаться вся мозаика.

И еще. Ни в коем случае речь не идет о запуске печатного станка, вбрасывании денег и т. д. Медленно, осторожно, просто разворот большого механизма не к убыванию, к сжатию, к подавлению всего живого, а наоборот - к росту, к развитию. Его нормализация. Как ответ на чудовищную, ненормальную модель экономики и как ответ на внешний капкан, в который она попала. Звучит фантастично - доминирует другая экономическая школа, но нужно об этом говорить, давать альтернативу. Сама программа, конечно, компромиссный документ, в ней много интересов предпринимателей, но она непрерывно развивается в сторону макроэкономики.

Национальное рейтинговое агентство подсчитало уровень концентрации и конкуренции в банковском секторе России. Госбанки занимают 60,6% по активам, иностранные банки - 7,7%. Весь банковский сектор является среднеконцентрированным, а сектора госбанков и системно значимых банков - высококонцентрированными, с низкой конкуренцией. К чему это может привести?

К тому, что никогда не дождемся снижения процентов и не получим дешевых кредитов. Когда 60% банковской системы принадлежит государству, а пять банков держат более 50% банковских активов - это олигополия. А олигополия - пространство «слонов», полурыночная среда. Есть еще один показатель. Все банки держат средства на корреспондентских счетах ЦБ. В начале 2000-х доля Москвы и Московского региона в остатках корсчетов была чуть более 50%, сегодня - больше 80%. Вот уровень сосредоточения денежных ресурсов в России. Я не медик, но если кровеносная система финансов гонит кровь от рук и ног (то есть регионов) к голове и не полностью возвращает обратно, то это может плохо кончиться.

- Если у россиян еще остались какие-то сбережения, то как и в чем бы вы посоветовали их хранить?

Этих россиян не так много. По опросам, где-то 40% населения живет от зарплаты до зарплаты. И с появлением накоплений они в первую очередь тратят на развлечения, на покупку того, что скучно называется «товары длительного пользования». Сбережения в этой пирамиде потребления находятся внизу.

Но если все-таки у семьи есть деньги, то ответ на вопрос зависит от модели семьи и степени ее состоятельности. При минимальных накоплениях обычно вкладываются в депозиты и различную валюту. Но здесь надо учитывать, что в «минуты роковые» государство всегда может ввести валютные ограничения.

При росте накоплений можно рассмотреть металлические счета, золото, ювелирные изделия. Но сегодняшняя проблема золота в том, что оно ведет себя сегодня как обычный металл и до 2018–2019 гг. будет, скорее всего, в зоне низких цен. Свои нюансы с «ювелиркой», картинами и тому подобными вещами: когда наступает черный день, часто они становятся неликвидными, и при продаже очень теряешь в цене. Хотя все помнят, конечно, золотые червонцы, которые спасли немало жизней в тяжкие 1930–1940 гг.

Более сложные вещи - ценные бумаги, облигации, «Форекс». На «Форексе» вообще 99,9% клиентов остаются ни с чем. Облигации пока не очень выгодный продукт, потому что при сопоставимой и даже меньшей доходности, чем у депозитов, нет системы страхования вложений, больше регулятивные издержки. Акции - это абсолютно профессиональная игра. Инвестиционными счетами можно заниматься, будучи оптимистом, ибо экономика и финансовые рынки слабоваты, а размер налоговой выгоды минимален. Возможно, лучше вкладывать в себя. В образование, в здоровье, в детей и родителей, в то, чтобы осуществить несостоявшиеся планы, получить как можно больше квалификаций. Так, по крайней мере, к моменту выхода из кризиса вы сможете стать более дорогим и качественным профессионалом - товаром на рынке труда.

О ближайших перспективах рубля и особенностях российской экономики рассуждает профессор ИМЭМО РАН, д. э. н. Яков Миркин.

Что точно будет с курсом рубля, на какой отметке он остановится, и когда пойдет до 70 или даже 80 руб. за доллар, не скажет никто.

Рубль зависит от сырья. Точно можно быть уверенным в двух моментах: рубль точно будет слабеть в долгосрочной перспективе. Второе - падать он будет рывками, резкими стремительными движениями. Потом будет останавливаться, возможно отскакивать - и опять идти вниз.

Больная экономика

На такое поведение рубля влияет слабость российской экономики. Она или падает, или растет с очень малой скоростью, не больше 1,5-1,7% в год. Причем не помогает даже резкий рост стоимости углеводородов. В 2018 г. среднемировой ВВП вырос на 3,9%, в США ожидается 2,9%. Поэтому каждый год Россия все больше отстает.

В нашей экономике высок уровень - несмотря на официальные данные. В июне 2018 г. цены производителей промтоваров выросли к июню 2017 г. на 16,1%. В 2017 г. рост этого показателя за год составил 7,6%.

Очень высокие проценты по кредитам (8-9% и выше) не способствуют стабилизации рубля. Такие проценты закладываются в рост цен, притягивая сюда «горячие деньги» из других стран.

Высокая инфляция и заоблачные проценты создали громадный разрыв между реальным и номинальным курсами рубля. Рубль годами был переоценен. При курсе в 56-57 руб. за доллар ожидаемым и реальным с учетом инфляции курсом было как раз соотношение 65-66 руб. за доллар.

Поэтому нынешнее падение рубля примерно на 20% с конца января было ожидаемым.

Наоборот, курс в 72-74 руб. за доллар начнет стимулировать экономический рост, помогать экспорту, ставить барьер перед импортом и вывозом капитала. Это облегчит санкции и будет содействовать переносу в РФ производств. Большинство случаев роста в Азии и послевоенной Европе происходило при заниженных курсах национальных валют.

Помимо стоимости нефти, на курс рубля влияет валютная пара евро-доллар. При росте доллара рубль падает. С конца января доллар вырос к евро на 9-10%. Рубль сразу упал, причем с большей амплитудой.

На рубль влияют иностранные деньги, которые свободно к нам заходят и аналогично уходят. Но это - спекулятивные, «горячие» деньги. Их вкладывают в рамках стратегий кэрри-трейд, рассчитывая за счет высокого процента получить сверхприбыли. На Московской бирже до 50% всех торгов ведут нерезиденты, свыше трети к апрелю 2018 г. были у иностранцев.

Однако что-то случилось и зарубежный капитал начал убегать, спровоцировав падение рубля.

Триггер санкций

Причиной этого бегства стал новый раунд американских санкций. В августе возникла угроза усиления ограничительных мер. Владельцы зарубежных «горячих денег» решили, что здесь вырос риск и пора уходить.

Вторая причина - в Турции. Это - , аналогично Бразилии, Аргентине, России. Инвесторы знают - падение одного такого рынка тянет другой. Поэтому при проблемах в одной развивающейся стране капиталы уходят и из других.

С конца января 2018 г. турецкая лира подешевела на 60%, аргентинское песо - на 50%, бразильский реал потерял 24%, казахский тенге - до 12%.

В перспективе курс рубля будет изменяться скачкообразно, с основным трендом на понижение. Временами он может стабилизироваться и даже укрепляться. Однако на длинной дистанции - только вниз.

    Каких новых сюрпризов ждать от российской национальной валюты? Как россиянам пережить нынешние непростые времена? И является ли дном то, что нащупал министр экономического развития Улюкаев? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Петру Косенко ответил экономист, заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН Яков Миркин в рамках программы «Действующие лица».


    «Все, что вы приобретаете в запас, должно приносить доход и быть ликвидным»

    Яков Миркин о финансовом состоянии жителей столицы: «Москва — это особый город, на начало 2014 года региональный валовой продукт на душу населения в Москве был примерно в районе $30 тыс. на человека. Это уровень, скажем, это почти Испании, это уровень развитой страны. Причем чуть больше $30 тыс. на душу населения — это в среднем по Испании, Мадрид, Барселона и курортные побережья — это $40-50 тыс. и так далее. Даже сегодня после всех девальваций это примерно уровень $17-18 тыс. на человека, это Восточная Европа, это страны Прибалтики.

    Москва — особый город. И речь идет о среднем классе, он же тоже делится по доходам, по группам доходов, понятно, что это верхушка с точки зрения доходов. Сюда входят предприниматели средней и малой руки, адвокатура, люди творческие, те, кто работают на самого себя. Понятно, что это очень большая группа, но в ней есть те, кто генерирует достаточно высокие доходы.

    И нам не нужно забывать, что семьи накапливают свои доходы, свое состояние уже четверть века. Да, они теряли, были кризисы и так далее, но была четверть века для того, чтобы что-то создать, и 1 млн руб. даже по курсу 30 руб. за доллар, — тот курс, та точка, от которой начались все неприятности, — это чуть больше $30 тыс., это меньше или где-то адекватно стоимости неплохой машины. Это те вещи, которые в Москве, например, являются достаточно расхожими. Если вы посмотрите на то, что называется депозитной базой крупного банка, на депозиты, то вы увидите, что в этой десятке процентов именно крупные депозиты, которые размещены семьями, которые думают именно таким образом».


    «Не надо в момент валютной паники пытаться спекулировать по-мелкому»

    Яков Миркин о поведении среднего класса в условиях кризиса: «Трудно давать советы, потому что мы все очень разные, мы находимся в разном положении, в разном возрасте, у нас разные доходы, семейная ситуация у всех очень разная. Но, конечно же, нужно говорить не о сферическом коне в вакууме, а о тех привычных, обычных политиках, семейных политиках, которые избираются во время кризиса.

    Даже средний класс, а он бывает разный — есть верхний средний класс, с достаточно высокими доходами, но давайте о среднем классе. Сначала о приятном: стандартно избирается стратегия, когда в кризис вроде бы ничего сделать нельзя, его нужно переждать, давайте мы что-нибудь в кризис сделаем для жизни потом. О чем идет речь? Образование, конечно же, здоровье, инвестиции в самих себя, и, как это ни странно, а может быть, это совсем не странно — рождение детей. Потому что многие юные женщины выбирают дорожку в сложные времена именно такую, потому что: это рабочее место — тебя с твоего рабочего места не попросят. Это материнский капитал, это гарантированные выплаты. И вроде бы все равно кризис — это перерыв карьеры, почему бы не решить вопрос, о котором давно думаешь, или почему бы не случиться детям?»

    О «слонах» на валютном рынке: «Стандартная стратегия, конечно же, во время любого кризиса это то, что мы, экономисты, называем долларизация, — уход в валютные портфели. Нарастание числа валютных вкладов, долларовой наличности, или наличности евро, это понятно. И это обязательно будет делаться и делается. Единственно, что не надо пытаться спекулировать по-мелкому, не нужно в момент валютной паники все бросать, стремиться быстрее отдать все рубли в самый невыгодный момент, обменять на доллары в тот момент, когда банки чуть ли не каждый час меняют курсы обмена. Мы все это видели в декабре. Не надо пытаться суетиться.

    За обвалом происходят отскоки, и бывают спокойные времена. Потому что это валютный рынок, динамику которого определяют слоны. Есть несколько банков, пять крупнейших банков в России — это 50% банковских активов, 20 банков — это больше 70% финансовых активов. Есть крупнейшие корпорации, есть крупные нерезиденты, — это их рынок, это рынок слонов. И мы, когда начинаем по-мелкому суетиться на этом рынке, превращаемся в пешеходов с завязанными глазами, которые пытаются перебраться через широкополосное шоссе, по которому идут крупные траки, и, конечно же, это время самых многочисленных валютных жертв».


    «Это эпоха сильного доллара и территория низких цен»

    Яков Миркин о цикличном движении доллара: «Дно бывает двойное и даже тройное, а бывают вещи бездонные, но, правда, не в этом случае. Прогноз — это вещь такая, которая всегда меняется, и если мы слышим и слушаем, что человек или банк делает прогнозы в течение года или полутора, все это идет просто по жизни, меняется курс доллара, цена на нефть, прогнозы ВВП, состояние экономики, уровень инфляции, меняются прогнозы. И важно, конечно же, при этом понимать, что совершенно бессмысленно существовать и прогнозировать что-то в таком потоке информации, если у тебя нет общей картины, куда дело идет, и что происходит.

    На самом деле, мы не коснулись дна, я обычно говорю, что экономика и рубль находятся, что называется, на слабеющей траектории, и у этого есть простой секрет — доллар цикличен. Курс доллара — это длинные циклы, 15-17-летние циклы. Нечто секретное, не результат сговора, не то, что вершится в каких-то бронированных комнатах. Курс доллара с начала 70-х годов описывает горки, то укрепление, то усиление в пределах 15-17 лет. У этого есть механика — мы скоро выпустим книгу, где будем объяснять, почему так происходит».

    О валютных американских горках: «На самом деле, новый цикл начался. И мы в нем существуем, но это часть цикла. Возник новый повышательный склон, мы взбираемся на холм, и мы находимся на середине дороги. И это значит, что где-то с точки 2009-2010 года — начинается тенденция к укреплению доллара постепенному, шаг за шагом. И на этой дорожке, конечно же, доллар давит на цены на все активы вниз, эта дорожка пройдена где-то наполовину.

    Тот прогноз, который мы сейчас делаем, говорит о следующем — это эпоха сильного доллара и территория низких цен. Как мы понимаем, прогноз — это вещь опасная, но, тем не менее, мы понимаем механику. Это территория сильного доллара, это два-четыре года. Коридоры по нефти — от $35 до $70-75 за нефть Brent, российская нефть продается дешевле. И затем, если эти американские горки, это действительно американские горки, они будут продолжаться, действительно начнется облегчение, то есть надо перетерпеть».